— Она у вас будет, — ответил Вольдеморт. — И в мире, как и в вашей семье… мы будем вырезать поражающую нас гниль, пока не останется лишь истинная кровь…
Вольдеморт поднял палочку Люциуса Малфоя, наставил её прямо на медленно поворачивающуюся фигуру, подвешенную над столом, и едва уловимо шевельнул рукой. Фигура со стоном ожила и начала рваться из невидимых пут.
— Ты узнаёшь нашу гостью, Северус? — спросил Вольдеморт.
Снейп поднял глаза на перевёрнутое лицо. Теперь все пожиратели смерти смотрели на пленницу, как будто получили разрешение проявить любопытство. Повернувшись к камину, женщина надтреснутым голосом в ужасе произнесла:
— Северус! Помоги!
— А, да, — сказал Снейп, а пленница снова медленно повернулась.
— А ты, Драко? — спросил Вольдеморт, свободной рукой поглаживая морду змеи. Драко нервно мотнул головой. Теперь, когда женщина проснулась, он, похоже, уже не мог на неё смотреть.
— Но ты бы к ней на занятия не пошёл, — сказал Вольдеморт. — Для тех, кто не знает, сегодня с нами Черити Барбидж, до недавних пор преподававшая в Школе магии и волшебства Хогвартс.
За столом раздался шумок понимания. Какая-то коренастая сгорбленная женщина с острыми зубами загоготала.
— Да… профессор Барбидж учила детей волшебниц и волшебников всему, что касается магглов… учила, что мы с ними не такие уж и разные…
Один из пожирателей смерти сплюнул на пол. Черити Барбидж снова повернулась лицом к Снейпу.
— Северус… пожалуйста… пожалуйста…
— Молчать, — сказал Вольдеморт. Волшебная палочка Малфоя снова дёрнулась, и Черити смолкла, будто ей в рот сунули кляп. — Профессор Барбидж, недовольная развращением и засорением умов детей волшебников, на прошлой неделе написала в «Ежедневный пророк» прочувствованное послание в защиту грязнокровок. Волшебники, говорит она, должны принять этих воров своего знания и волшебства. Вырождение чистокровных волшебников, говорит профессор Барбидж, самое что ни на есть желательное явление… Её бы воля, она бы нас всех скрестила с магглами… и уж конечно с оборотнями…
На этот раз не смеялся никто. Теперь в голосе Вольдеморта невозможно было не услышать гнева и презрения. Черити Барбидж в третий раз повернулась к Снейпу. Из глаз ей в волосы стекали слёзы. Снейп совершенно бесстрастно встретил её взгляд, и она снова медленно отвернулась.
— Авада Кедавра!
Зелёная вспышка осветила каждый уголок комнаты. Черити с гулким грохотом упала на стол, который задрожал и скрипнул. Несколько пожирателей смерти подскочили на стульях и отпрянули назад. Драко упал со своего на пол.
— Ужин, Нагини, — ласково произнёс Вольдеморт, и огромная змея, качнувшись, скользнула с его плеч на полированное дерево.
Гарри порезался до крови. Сжимая левой рукой правую и ругаясь себе под нос, он плечом открыл дверь своей комнаты. Раздался хруст раздавленного фарфора — он наступил на чашку с холодным чаем, которая стояла на полу за дверью его спальни.
— Что за?..
Он огляделся — лестничная площадка дома номер четыре по Бирючиновому проезду была пуста. Наверное, эта чашка чая в представлении Дадли была остроумной ловушкой-сюрпризом. Подняв повыше свою окровавленную руку, Гарри другой рукой сгрёб осколки чашки и кинул их в мусорную корзину, и без того уже переполненную, которая едва виднелась в глубине его комнаты. Потом он побрёл в ванную, чтобы сунуть палец под кран.
Так глупо, бессмысленно, невероятно досадно, что должны пройти ещё четыре дня до того, как он сможет колдовать… но приходилось признать, что с этим неровным порезом на пальце он бы всё равно не справился. Его не учили исцелять раны, и теперь он об этом задумался — особенно если учесть его ближайшие планы — пожалуй, это серьёзное упущение в магическом образовании. Взяв себе на заметку, что надо спросить у Гермионы, как это делается, он взял большой ком туалетной бумаги и промокнул чай, насколько мог, после чего вернулся в свою комнату и захлопнул за собой дверь.
Гарри провёл утро, полностью разгружая свой школьный сундук в первый раз с тех пор, как собрал его шесть лет назад. В начале каждого последующего учебного года он просто вынимал верхние три четверти содержимого, а потом клал вещи обратно или заменял на новые, оставляя на дне слой всевозможного хлама: старые перья, сушёные глаза жуков, разрозненные носки, которые уже не налезали. Пару минут назад Гарри сунул руку в эту массу, почувствовал острую боль в безымянном пальце правой руки, отдёрнул её и увидел, что она вся в крови.
Теперь он действовал чуть осторожнее. Снова опустившись на колени возле сундука, он пошарил на дне и после того, как извлёк старый значок, который слабо вспыхивал, по очереди показывая надписи «Поддержим СЕДРИКА ДИГГОРИ» и «ПОТТЕР ВОНЮЧКА», треснутый и потёртый вредноскоп и золотой медальон, в котором была спрятано послание с подписью Р.А.Б., нашёл наконец тот острый край, что ранил его. Он узнал его сразу. Это был двухдюймовый осколок заколдованного зеркала, которое подарил ему покойный крёстный, Сириус. Гарри отложил его в сторону и осторожно пошарил в сундуке, ища остальное, но от последнего подарка крёстного больше ничего не осталось, кроме раскрошенного стекла, осыпавшего самый нижний слой хлама сверкающей пылью.
Гарри выпрямился и посмотрел в неровный осколок, которым он порезался, но не увидел там ничего — на него смотрел только один ярко-зелёный глаз его собственного отражения. Тогда он положил осколок на утренний выпуск «Ежедневного Пророка», лежавший непрочитанным на кровати, и попытался подавить внезапный прилив горестных воспоминаний, уколов сожаления и тоски, который вызвала находка разбитого зеркала, решительно взявшись за оставшийся в сундуке хлам.